Владимир Буров - Альфа Центавра [СИ]

— Удивляюсь, — сказал Буди, что в вашем совершенном обчестве в ём никто не стоит.

— Дак, вас и ждали. Видимо.

— Хорошо, — опять вздохнула Жена Париса, — на чем мы остановились? Мне раздеться до гола или что еще вам хочется?

— Нас обещали встретить с цветами, — добавил Буди, — а тут облом в фуражке до крыши американского небоскреба.

— Если вы скажете, что вы Онегин с Татьяной — пропущу. — Ленька даже согнулся немного и провел рукой в белой перчатке от мраморных ступней к входу в сам мавзолей.

— И безразлично, кто из нас кто? — спросил Буди, желая потянуть время неизбежной развязки.

— Не поддавайся на провокацию, — сказала Жена Париса, — он хочет, чтобы мы назвали имена жениха и невесты. Буди даже хлопнул себя по лбу. Но не хвостом, не надейтесь, здесь он был в приличной форме его Хомо Сапиенса, правда, замашки остались те же:

— Генеральские.

— Нет, ты действительно похож на генерала, — Ленька со ступеньки потрепал Буди за ухо. А Жена Париса поняла, что ни хрена не знает, кто действительно здесь выходит замуж, и кто на ней женится.

— Я думала, это и так будет везде написано, поэтому не запомнила, — сказала она Леньке.

— Так сказать: домовово Ли хоронят — ведьму Ль замуж выдают, — пропел печально Буди, и оглянувшись на Леньку Пантелеева, сел на вторую от самого низа ступеньку.

— Что?

— Что, что?

— Я грю, уже поднялся на одну ступеньку по пирамиде, — сказал Ленька, — неизвестно только пока: Жизни или Смерти.

— Это свадьба Аги — Махно и Ники Ович с каким-то швейцаром, — наконец сказала Жена Париса.

— Ниправильна-а, — пропищал Ленька, — Махно уже давно женат на Учительнице Агафье, а сейчас только подтверждает, взятые на себя ранее обязательства, ибо женился после этого еще много раз, как только приезжал на побывку из Сибири, и не то, что забывал развестись с предыдущей леди, но:

— Не успевал. А Ника Ович, правильно, женится на мне. И-или — наоборот. Но не это главное, — продолжал Ленька, поняв, что дама действительно имеет связь с Астралом — как говорится:

— Что и требовалось доказать, — но главная невеста это…

— Это Вы! — Но при этих торжественных словах никто не появился, не забросал их ни пулярками, ни простыми курами фри и гриль, ни цельным зерном, очень полезным для желудка, особенно, если хлеб этот приготовлен в Финляндии, ни пшеницей для белого пушистого и ароматного прошлым хлеба.

— Только приватно! — сказал швейцар, когда открыл и пропустил парочку во вторые верхние двери. И на них посыпались фиолетовые, желтые и малиновые цветы, но не как на похоронах, разумеется, а как прелюдия к чему-то большому и прекрасному, таинственному. Жена Париса растерялась, но не настолько, чтобы ни сказать ни слова, а только раскраснелась, чего с ней никогда не бывало, если только очень редко.

— Их бин, нет, я лучше скажу просто по-русски:

— Я готова. — Но вот тут как раз и потеряла дар речи, потому что на сцене, где должен был заседать оркестр, раздвинулись полосатые шторы, и он появился, но в виде большого, даже огромного черно-белого портрета. Портрета, как поется в песне:

— Портрета Пабло Пикассо — Портрета Воллара.

— Леди в обмороке! — закричали многие, но некоторые их успокоили:

— Она только расчувствовалась. — Но. Но даже сам Батька Махно пошатнулся и упал, правда, прямо на подставленные руки Учительницы Аги, которая и поняла, в чем дело:

— Портрет был лысый, с очень близко посаженными, маленькими глазами, огромным ртом, распахнутым, как у акулы, а еще точнее, как у Медузы Горгоны, и густой, хотя и не до пояса бородой, — как распорядился бы сам Кой-Кого. Узас-с-с! Объял всю свадьбу, уже действительно, больше похожую на похоронную процессию. Но тут включили дополнительный свет, и все вздохнули с облегчением — это был Просто Покойник с закрытыми глазами. Более того, одно его лицо, а остальное рассыпалось, как осколки от гроба Ромео и Джульетты.

— Почудится же такое, — Батька Махно взялся рукой за сердце, а Ленька Пантелеев за горло, как будто его душили. Аги про себя выругалась, а Ника Ович потерла место чуть пониже пупка, как будто что-то поправляла.

Тут уж напились все капитально, как сказала сама Жена Париса, обнимая кентавра Буди, ибо остальные даже боялись к ней прикасаться:

— С горького счастья.

— А хотелось бы наоборот, — сказал кто-то над ее ухом.

— Да бы, но, похоже, так уже не будет никогда. — Она повернула голову — это был незаметно-затерявшийся Лева Задов. Буди многим казался похожим на Распутина, поэтому думали:

— Он и — Счастливчик. — Но некоторые добавляли:

— Как бы не вышло, как у Тристана с Изольдой:

— Женишься на одной, а:

— А там Другой. Буди заплакал.

— Ты че, друг, — потрепал его за плечо Ленька Пантелеев, — напился, что ли, слишком?

— Нет, не очень. Просто мне жаль, что мы не живем во времена Короля Артура, когда право первой ночи всегда принадлежало тому, что был с ней, — он потрогал Жену Париса за цветочный венок, висевший на стуле — сама-то невеста танцевала Пархоменко, чтобы дать ему последние распоряжения насчет отеля Ритц. Точнее, не совсем так, а:

— Она танцевала то Пархоменко, то с Котовским, которые сговорились и слезли с Собора Парижской Богоматери, как они называли последнюю уцелевшую башню в укреплениях Царицына, и:

— Лично присутствовали здесь. — На секс с ней в брачную ночь они, конечно, не рассчитывали, но как говорила Мэрилин Монро одному пока что мелкому служащему Парамаунт:

— Я хочу искупаться голой — ты посторожишь мои весчи?

— Естествен-но-о. — А куда деваться, если сам, как все:

— Влюблен в нее — по уши, и даже дальше: до самых корней ее волос.

Все отоспались, и утром, как дети в пионерлагере, после чистки зубов своим подругам и товарищам, не утерпевших домогательств Морфея, и заснувшим — двинулись к отелю Ритц.

Ритц — диспозиция:

— Фрай за барной стойкой, Эспи рядом, но с другой стороны, как говорится:

— Пассажир. — Его обслуживали за одним из четырехместных столиков, которые шли вдоль бара, но десерт после баранины с горшком, точнее с:

— Горошком и Киндзмараули и Хванчкарой вместе взятыми — одна во время, а другая для десерта больше, состоящего из лаваша, разрезанного вдоль, и капитально снабженного сыром и зеленью, — но теперь он пересел сюда, чтобы не видеть, а может даже, наоборот, чтобы видеть Задним умом, который, говорят:

— Только и видит то, что надо, — тех, кто сидел за последним от входной двери, и первым у оркестра восьмиместным столом. Их было восемь, как поется в песне. Но не в этот раз. Только трое: Дроздовский, Камергерша и Врангель. Остальных унесли в морозильник, так как бытовало сумнение, что:

— Все умирают обязательно сразу.

— А если и сразу, то не до конца, — ибо:

— Некоторые появляются опять, но, разумеется, не все, не все этого достойны, — как говорил уже довольно давно Лева Задов, когда ему передали, что его друган Мишки Япончик:

— Умер, так сказать, — и следовательно:

— Авось, — а может и нет. Поэтому слово Авось вопреки мнению некоторых относится не к любым события нашей жизни, как-то:

— Пойду в ларек, авось, сегодня привезли мягкие белые батоны, вкусно пахнущие корочкой и маком, — а только про покойников, что:

— Авось Серый Волк принес ему не только мертвой воды, но и живой.

— Ибо.

— Ибо на остальное уже нет надежды.

Вошла Елена Прекрасная с даже не прикрытой знаменитой еще по Трем Мушкетерам и Миледи с Дартаньяном лилией на плече.

— Вот ду ю сей?! — спросила она мягко, обращаясь к расположенному ближе всех Эспи, который и повернулся к тому же в ее сторону.

— Я? — возразил Эс, видя, что дама при двух кольтах сорок пятого калибра, и на один из них уже положила лапу. — Но тут же собрался и спросил:

— Продай один кольт, а?

— Ты знаешь, Полосатый, что стоит Кольт в создавшейся ситуации? — хмуро ответила дама, простоявшая ночь в деревянном щите, где и стоять можно:

— Только раком.

— Знаю, Бриллиант Сириус, но у меня его нет. Пока что. Но будет скоро, точно тебе говорю, поэтому предлагаю фьючер:

— Ты мне кольт с кожаной кобурой, без которой его не удержишь, и двумя запасными обоймами.

— Зачем тебе три обоймы, одна — если ты забыл — есть уже в пистолете.

— Это не пистолет, а наган, — заметил Фрай, который тоже был тут, но, так сказать:

— За чертой людей развлекающихся. — Тем не менее, Елена, дочь Махно и Учительницы Аги, ответила:

— В данном контексте это не обязательно: пистолет, наган — всё равно. Вот если бы мы изучали историю оружия, и более того, сдавали экзамен по Этому Делу в школе, то да, а так нет. Более того:

— Катехгорически нэт! — она подмигнула Эспи, от чего у него слегка защемило сердце. — И следовательно, — продолжила Елена Прекрасная, — ты кто? Не знаешь-ь! А ты даже не бармен, а тот, кого в кругах цирковых называют: